АВТОР: Enlightened (
enlightened@yandex.ru)
НАЗВАНИЕ: «Рожденный страдать»
РЕЙТИНГ: G
ЖАНР: V?
СТАТУС: закончено
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Иешуа
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: не рекомендую тем, кому уже надоели мои философские излияния
ОПИСАНИЕ: копание в голове апостола
ОТ АВТОРА: никогда не думал, что напишу фик, но жажда славы делает с людьми чудовищные вещи
Эпиграф:
Quo licet Jovi, non licet bovi.
Древняя мудрость
Лабиринт, бесконечный лабиринт из никуда не ведущих коридоров и приводящих в тупики поворотов вновь и вновь представал глазам Иешуа. Он шел по нему, не разбирая пути со слабой надеждой увидеть хоть отдаленный лучик света, но вокруг был только серый сумрак. Подстать этому сумраку были и мысли апостола.
«Зачем я здесь? Куда ведут все эти коридоры? Почему здесь так темно?» - это лишь малая часть вопросов, мучавших его. Каждая стена, к которой он невзначай прикасался, задавала свой вопрос. Иногда они звучали по отдельности, но временами превращались в общий монотонный гул и тогда лишь две фразы в такт биению его сердца доносились до сознания Иешуа: «Кто ты? Чего ты хочешь?» И, увы, он не знал ответов на эти, пожалуй, самые важные вопросы.
Он был бы рад разобраться во всем, разложить по полочкам, но для этого надо было вспомнить, а этого он не мог сделать. Память играла с апостолом злые шутки. Временами слабое, почти неуловимое воспоминание, достигало его, и тогда ему казалось, что в конце тоннеля показывался свет. Он бежал к нему, но свет исчезал, как и воспоминание, а юноша обнаруживал, что еще глубже чем раньше увяз в проклятом лабиринте. Чаще всего приходил один образ. Это был большой дом, стоящий на поляне перед лесом, вокруг играли дети, а рядом чувствовалось присутствие кого-то близкого, дорогого… «Сестра…» - приходило в голову Иешуа, он знал, что у него есть сестра, но никак не мог представить ее лицо. В такие моменты ему хотелось заплакать и позвать на помощь, хотя он и знал, что никто не придет.
Апостол старался удержать образ дома в своем сознании, ведь он был неразрывно связан с единственным дорогим ему человеком, но всегда случалось одно и то же. Вдруг все вокруг темнело, детский смех пропадал, а вместо него появлялся чудовищный, раздирающий голову шум. Единственное желание, которое в этот момент испытывал апостол, было заставить шум замолчать… любым способом.
- Ты скоро привыкнешь, ты ведь хочешь стать сильным? Хочешь защитить сестру? – добрый и до боли знакомый голос звучал в его ушах.
- Да! Защитить ее, спасти… но этот шум, он невыносим! – срывалось с губ Иешуа и видение пропадало.
Голос мог принадлежать только одному человеку, тому, кто вот уже несколько лет был для юноши как отец, тому, кто ухаживал за ним, ободрял его. Как много хорошего сделал этот человек… Айон. Он всегда говорил, что Иешуа должен стать сильным, должен помочь ему и его друзьям. Но что доставляло такую боль, что заставляло раскалываться череп, апостол судорожно обхватывал голову руками и обнаруживал рога. «О, как я мог забыть, вот он, источник всех моих страданий!» - ему безумно хотелось вырвать их, чтобы больше не испытывать этого ужаса. И тут же он понимал, что не может этого сделать, ведь рога давали ему силу…
Мысли подхватывали апостола и несли его дальше в прошлое, возрождая в памяти все новые и новые картины. Он видел себя слабым, немощным, болезнь не давала ему даже нормально играть со сверстниками. Они называли его «фарфоровым», и он правда мог «разбиться» даже от слабого удара. А ведь Иешуа всегда хотелось познавать мир, отправиться куда-то далеко, увидеть то, чего не видел ни один человек, но как же он мог это сделать, если даже игра в мяч могла стоить ему жизни… И опять образ сестры, доброй, заботливой и всегда оказывающейся рядом, вызывал у измученного юноши ностальгическую улыбку.
Был еще кто-то, воспоминания о ком были неразрывно связаны с домом, поляной перед лесом и сестрой. Ни лица, ни имени он не помнил, остался лишь восторг, который почему-то вызывал этот человек. Эти ощущения можно было сравнить со встречей с капитаном дальнего плавания или великим путешественником, вечными идеалами юноши. Но в то же время тот смутный образ почему-то был связан и с болью. Иешуа не понимал и не старался понять этой связи, так как любое усилие в этом направлении заставляло голову болеть еще сильнее.
А потом был Айон… Это был единственный момент из прошлого, который не был подернут пеленой неизвестности. Апостол прекрасно помнил, как Айон впервые пришел к нему. Тогда ему было особенно плохо, какой-то неприятный человек грозил разлучить его с сестрой, а болезнь очередной раз вошла в стадию обострения. В итоге весь день Иешуа провел в своей комнате, наедине с собственными мыслями и никому не пришло в голову поддержать его. Ах, если бы сестра была тогда рядом…
Но пришла не сестра, пришел Он, это красивое, доброе лицо теперь уже стало родным, а тогда он впервые предложил юноше не сочувствие, а выход. Дал ему возможность избавиться от его болезни, стать сильнее. Раньше, если Иешуа попадал в беду, сестра всегда приходила ему на помощь, и как бы он ее не любил, не было ничего, что бы доставляло такую боль. Ведь это лишний раз напоминало о немощности и болезни. А если бы случилась обратная ситуация, если бы сестра попала в беду, что мог предпринять юноша? Ничего… Но с этого момента он мог наконец избавиться от тяжкого бремени, скинуть оковы недуга и стать настоящим защитником ля тех, кого так любил. «Да, именно для этого я тогда взял рога, и именно поэтому не могу сейчас от них отказаться. Но стал ли я сильнее?..»
И новые образы посещали апостола, новые лица: грустная девушка, в одежде горничной, какие-то странные люди, друзья Айона. Что они хотели, для чего жили они? Айон всегда говорил о Цели, они шли к какой-то цели, видимо очень важной, для достижения которой нужна была сила. Но мог ли Иешуа идти с ними? Он был достаточно силен, чтобы защитить тот прекрасный дом на побережье от врагов, но на любое предложение помочь Айон отвечал мягким, вежливым, но отказом. Апостол чувствовал, что даже его друг не видит в нем силы, способности сделать что-то самому, а всему виной была это боль. Юноша должен был справиться с ней, и не мог. Если бы ему удалось хоть раз перебороть себя, избавиться от жалости к самому себе, которая так прочно засела в его разуме, тогда бы он стал сильным, тогда бы он действительно обрел способность действовать. Ведь он чувствовал, что с рогами, ни один из союзников Айона не сравниться с ним по способности к разрушению, и все равно каждый из них был сильнее его…
И тогда снова перед апостолом возникал образ маленького болезненного мальчика, и снова на него накатывалась тьма, вновь лабиринт смыкался за и перед ним, и Иешуа оказывался в очередном тупике. И просыпался… от сильнейшей головной боли.